ДО
Толстой открыл заседание. Проведя ладонью по лицу, как бы смывая паутину (такой знакомый, всегдашний его жест!), он сказал:
- Мы будем судить диалектицки.
Все переглянулись. Раздался тихий ропот. Никто не понял, и сам председатель не знал, что это значит… Истец, Мандельштам, нервно ходил по сцене. Обвиняемый, развалясь на стуле, молчал и рассматривал публику. На его лице не было ни тени волнения. Казалось, что на сцене протекает никому не нужная процедура. Мандельштам произнес темпераментную речь. Обвиняемый молчал, как истукан. Всё выглядело так, как будто судили именно Мандельштама, а не молодого начинающего национального поэта.
…Суд удалился на совещание. Довольно быстро Толстой вернулся и объявил решение суда: суд вменил в обязанность молодому поэту вернуть Мандельштаму взятые у него сорок рублей. (Крандиевский)
ПОСЛЕ
…Среди комнаты высилась мощная фигура А. Н. Толстого; он стоял, расставив руки, и слегка приоткрыв рот; неописуемое изумление выражалось во всем его существе. В глубине за своим директорским столом застыл И. В. Хаскин с видом человека, пораженного громом. К нему обратился всем корпусом Гриша Сорокин, как будто хотел выскочить из-за стола и замер, не докончив движения, с губами, сложенными, чтобы присвистнуть. За ним Стенич… И еще несколько писателей, в различной форме и в разных формах изумления, были расставлены по комнате… Прошло несколько секунд, пока я собралась с духом, чтобы спросить: «Что случилось?» Ответила З. А. Никитина, которая раньше всех вышла из оцепенения:
- Мандельштам ударил по лицу Алексея Николаевича. (Тагер)
СУЖДЕНИЕ
Подобно тому, как в прежние времена антагонистом жизнелюбивого графа был Федор Сологуб, теперь, после его смерти, это место занял Мандельштам. Непризнанный, бездомный, бездетный еврей-скиталец был полной противоположностью домовитому патриархальному русскому барину, с кем когда-то они отдыхали в Коктебеле, с кем имели общих знакомых, друзей, учителей. …Вместо Толстого судьей могли назначить кого угодно другого, но если кто-то должен был дать Толстому пощечину, этим человеком неслучайно был Мандельштам… Совсем не такую, как дал Волошин Гумилеву, не такую, как получит Пьеро в «Золотом ключике», а слабую, детскую, неуверенную, за которую не вызовешь на дуэль да и вообще не будешь знать, как и что ответить. (Варламов)
