Всё-таки ЕСТЬ этот фельетон в сети. В ЖЖ Асрияна, а нашла прелестная медничиха.
Содержание немудрящее (хотя если вдумацца...), но разбросаны блестки гениального остроумия.
Время от времени, но не реже, однако, чем раз в месяц, раздается истошный вопль театральной общественности:
- Нужно оздоровлять советскую эстраду!
- Пора уже покончить!
- Вон!
Всем известно, кого это «вон» и с кем «пора уже покончить».
- Пора, пора! – восклицают директора и режиссеры театров малых форм.
- Ох, давно пора! – вздыхают актеры этих же театров.
- Скорее, скорее вон! – стонет Главискусство.
Решают немедленно, срочно, в ударном темпе приступить к оздоровлению советской эстрады и покончить с полупетуховщиной.
Всем ясно, что такое полупетуховщина.
Исчадие советской эстрады, халтурщик Полупетухов наводнил рынок пошлыми романсами («Пылали домны в день ненастья, а ты уехала в ландо»), скетчами («Совслужащий под диваном»), сельскими частушками («Мой миленок не дурак, вылез на акацию, я ж пойду в универмаг, куплю облигацию»), обозрениями («Скажите – А!»), опереттами («В волнах самокритики») и др. и пр.
Конечно, написал все это не один Сандро Полупетухов, писали еще Борис Аммиаков, Луврие, Леонид Кегельбан, Леонид Трепетовский и Артур Иванов. Однако все это была школа Сандро и все деяния поименованных лиц назывались полупетуховщиной.
Действительно, отвратительна и пошла была полупетуховщина. Ужасны были романсы, обозрения, частушки, оперетты и скетчи. И желание театральной общественности оздоровить эстраду можно только приветствовать.
Оздоровление эстрады обычно начинается с созыва сверхобщего собрания заинтересованных лиц.
Приглашаются восемьсот шестьдесят два писателя, девяносто поэтов, пятьсот один критик, около полутора тысяч композиторов, администраторов и молодых дарований.
- Не много ли? – озабоченно спрашивает ответственное лицо.
- Ну, где же много? Всего около трех тысяч пригласили. Значит, человек шесть придет. Да больше нам и не нужно. Создадим мощную драмгруппу, разобьем ее на подгруппы, и пусть работают.
И действительно, в назначенный день и час в здании цирка, где пахнет дрессированными осликами и учеными лошадьми, наверху, в канцелярии, открывается великое заседание.
Первым приходит юный Артур Иванов в пальто с обезьяньим воротником. За ним врываются два Леонида, из коих один Трепетовский, а другой Кегельбан. После Луврие, Бориса Аммиакова является сам Сандро Полупетухов. Вид у него решительный, и можно не сомневаться, что он вполне изготовился к беспощадной борьбе c полупетуховщиной.
- Итак, товарищи, - говорит ответлицо, - к сожалению, далеко не все приглашенные явились, но я думаю, что можно открывать заседание. Вы разрешите?
- Валяй, валяй, - говорит Аммиаков, - Время не терпит. Пора уже наконец оздоровить.
- Так вот я и говорю, - стонет председатель. – До сих пор наша работа протекала не в том плане, в каком следовало бы. Мы отстали, мы погрязли…
В общем, из слов председателя можно понять, что на театре уже произошла дифференциация, а эстрада безбожно отстает. До сих пор Луврие писал обозрения вместе с Артуром Ивановым, Леонид Трепетовский работал с Борисом Аммиаковым, а Сандро Полупетухов – с помощью Леонида Кегельбана.
- Нужно перестроиться! – кричит председатель. – Если Луврие будет работать с Трепетовским, Сандро возьмет себе в помошники Иванова, а Кегельбан Аммиакова, то эстрада несомненно оздоровится.
Все соглашаются с председателем. И через неделю в портфель эстрады поступают оздоровленные произведения.
Романс («Ты из ландо смотрела влево, где высилось строительство гидро»), скетч («Радио в чужой постели»), колхозные частушки («Мой миленок идиот, убоялся факта, он в колхозы не идет, не садится в трактор»), обозрение («Не морочьте голову»), оперетта («Фокс на полюсе»), и др. и пр.
И на два месяца все успокаивается.
Считается, что эстрада оздоровлена.
