…– Так вы действительно, мадам, из Европы?
– Из Европы, настоящей Европы, из Парижа, куда уж больше.
– Гм! – удивляется Умберто, – и они вас не съели?
– Да, голубчик, почти съели, еще немножко и ничего не осталось бы.
– Зверский народ. Все воюют?
– Воюют, отдохнут и опять воюют.
– А сейчас что?
– Сейчас они отдыхают, но чтобы время не пропадало – воруют, убивают, предают, умирают с голода.
Умберто настоящее дитя Перу, на глазах у него слезы:
– Пошлем им, мадам, немного бананов.
– Не стоит, Умберто. Они подумают, что у нас слишком много бананов и объявят нам войну.
– Да, народ... Это счастье, мадам, что вы вырвались оттуда.
Из-за Кордильер поднялась луна. Такой луны я в Европе не видала. Здесь как поднимается луна, хочется петь, играть, скакать. Мир прекрасен, но смотреть на него надо из Перу. Снаружи башни раздалось бренчанье гитары, и какой-то баритон упоительно выпевал: «О, миа каро дульче...»
– Кто это, Умберто?
Умберто немного сдвинул занавеску и выглянул. Полянку перед башней заливает луна.
– Это наш президент, мадам.
– Как президент? Ведь ему сто сорок лет!
– Да, но у нас это самый цветущий возраст.
Какая все-таки удивительная страна. Притом президент... Разве европейский президент пошел бы так романтически приветствовать чужестранку? Я наспех попудрилась и выглянула в окно. Звуки гитары прервались.
– Здравствуйте, господин президент! Как это любезно с вашей стороны.
– Это моя приятная обязанность, мадам.
– Но ведь как президент вы, наверное, обременены государственными делами?
– Моя государственная обязанность – выразить свое почтение иностранке. Сердце президента находится у ног прекрасных женщин, мадам. Таков закон Перу.
В тот вечер мне не суждено было успокоиться. Очаровательнейшая страна, замки инков, серебристая лента Амазонки, джунгли, отовсюду звон гитар, чувствовалось, что весь воздух напоен любовью. Боже, как можно хорошо жить, а мы и забыли об этом.
