епутаты

За обедом зашла речь о Думе.

Я спросила Льва Николаевича, какого он мнения о третьей Думе.

— Ничего не выйдет из этого, — сказал он. — Дума дорогая игрушка. Цели у Думы никакой, и народу она не нужна. Она раздражает народ. Мужик один сказал мне: «У Думы земли просить, что у гуся овса».

Мы все засмеялись.
—

Ты говоришь, Дума ни к чему, — сказала я, — а я думаю, обсудят законы, изменят некоторые — и будет лучше.

— Чтобы изменить законы, — отвечал Лев Николаевич, — не надо собирать тысячу разнокалиберных людей, а нужно одному кому-нибудь обсудить это дело. Пускай всякий у себя во дворе обдумает, как жить нравственно, тогда только и будет толк.

Обыкновенно в общих разговорах я всегда стараюсь вызвать суждение Льва Николаевича, — мне прямо доставляет наслаждение слушать его, и я часто противоречу ему для того, чтобы услышать его мнение. Издавна еще, смеясь, называлось это в Ясной Поляне:

«Тетенька подымает вопросы».

— Удивительно, — сказал он, помолчав: — Дума — это подражание парламенту. Это уже старо и отжито. Надо разработать новые формы... Это все равно, как если бы ты из Парижа приехала в глухую провинцию, положим, в платье с узкими рукавами, а там только что надели широкие, и тебя поразила бы отсталость моды. В Париже все бросили эту моду, а в провинции только начинают ее. Так и с Думой.

Потом речь зашла о неосторожном распоряжении большою суммою казенных денег, и Лев Николаевич интересовался этим делом и говорил, что надо уметь выбирать людей и отличать умы:

— Ум, связанный с душевной чистотой, и ум — быстрое соображение. Вот англичане говорят про последний, что he has more brain than it is good for him. Это значит, что у него больше мозга, чем для него нужно. Это самые жалкие люди, — прибавил он.